Кимоно небрежно на пол сброшено,
Потная пуховая перина,
Занавески в красную горошину,
И – она, совсем не балерина

Косоглазый глаз не открывается,
Голова – как две чугунных гири
Он, проснувшись, совершить пытается,
Как и подобает, харакири.

Фудзи и саке живут в мозгу его
По законам самурайской крови,
А ему Елизавета Хуева
С колбасой яичницу готовит

Это лишь японцы так умеют –
С похмелюги мучаться вопросом:
- На столе – стаканов с водкой – девять…
Почему я вижу только восемь?

Почему я, скажем, не в Киото
А в хрущовке на краю Чугуева?
На хрена сдалась мне, идиоту
Девушка, Елизавета Хуева?

Что, не мог найти себе получше,
Узкоглазый штопанный гондон?
Почему я кушаю не суши?
Почему забыл про бусидо?

- Лизка, ну и как там твой японец? –
Спрашивал сосед через забор. -
- Вот у нас во взводе был эстонец –
Это – к слову, это – не в укор.

- Знаете, подъёбывать не надо,
Может это… может я люблю его!
Отвечала им про Хакамаду
Девушка, Елизавета Хуева.

Годы облетят, как листья с вишни
На седьмой гравюре Хиросиге
Хорошо, что вышло всё, как вышло
Правду говорили жизни книги!

Ведь кому-то где-то было надо,
Чтоб свободу нынешней России
Олицетворяла Хакамада?
(У Мицуо, правда, не спросили)

Женщину с раскосыми глазами
Знают от Бобруйска до Чугуева!

По ночам читает Мураками
Мать её, Елизавета Хуева…

© orlusha