Стоит отметить, что анекдоты двадцатых годов более богаты оценками (зачастую очень критическими) исторической роли Ленина, нежели анекдоты последующих лет. В материале только этого периода можно увидеть метафорическое пожелание повешения или обезглавливания Ленина, параллель между делом Ленина и воровством: В Петербурге воры, дочиста ограбив ювелирный магазин, оставили записку:
«Ленин умер, но дело его живет».
(Воля России. С. 56.)
На каком-то митинге оратор риторично спрашивает:
– Ленин... Знаете ли вы – кто такой был Ленин? Вор...
Крики возмущения, угрозы арестовать.
– Ша! - продолжает оратор. – Ленин действительно был ВОР: вождь октябрьской революции.
(Ефремов. С. 84.)
От 30-50-х годов до нас дошли считанные сюжеты анекдотов о Ленине. Причины этого очевидны: «идеологическое одеяло» в этот период очень активно тянул на себя сменивший В.И. Ленина на посту главы советского государства И.В. Сталин. Сталинская политика идеологической централизации была непредставима без перехода к нему роли Вождя и персонифицированного символа социалистической системы, а его репрессивная политика значительно сузила не только круг адресатов и адресантов политических анекдотов, но и возможность письменной фиксации анекдотических текстов. Эти изменения серьезно повлияли и на иерархию персонажей в анекдотическом пространстве.
Именно к этому периоду относится последний известный анекдот, в котором Ленин и Троцкий представляют собой некоторое политическое единство, причем единство противопоставленное Сталину, оппозиционное и очевидно гонимое:
Троцкий, находясь в изгнании, в Турции, ловил рыбу. Мальчик, продававший газеты, решил над ним подшутить:
– Сенсация! Сталин умер!
Но Троцкий и бровью не повел:
– Молодой человек, – сказал он разносчику, – это не может быть правдой. Если бы Сталин умер, я уже был бы в Москве.
На следующий день мальчик снова решил попробовать. На этот раз он закричал:
– Сенсация! Ленин жив!
Но Троцкий опять не попался на эту уловку.
– Если бы Ленин был жив, он бы сейчас был бы здесь, рядом со мной.
(Lyons E. Red Laughter // Moscow Caroussel. N-Y.1935. P. 328.)
Вообще, для анекдота этого времени не характерно признание преемственности Сталинской власти и восприятие его политики как продолжение Ленинского курса:
Спрашивают армянина:
– Что такое Сталин?
– Маркса знаешь?
– Слыхал.
– Ленина Знаешь?
– Слыхал.
– Ни на то, ни на другое не похожий.
(Антисоветские анекдоты. Буэнос-Айрес, 194?. С.48.)
Отсутствие этой связи в головах анекдотчиков объясняется, судя по всему, как возникавшими ретроспектвно представлениями об объективных политических противоречиях, так и обостренным вниманием к личности нового вождя и постоянным попыткам представить его деятельность как кульминационный момент развития человечества. Легенда, создаваемая о Сталине, не подразумевала наличия равновеликих ему предшественников – и, несмотря на то, что богом-демиургом советского космоса оставался Владимир Ильич, главой «действующего» пантеона являлся Сталин.
Сталина спросили, кого он считает наиболее гениальным и великим в истории человечества.
Он ответил:
– Передо мной был Великий Петр, а гениальным Ленин.
(Антисоветские анекдоты. С 52.)
На период правления Сталина Ленин в художественном пространстве советского анекдота не просто задвинут на задний план - его присутствие прослеживается скорее в форме косвенных символов – собрания сочинений или памятников. По сути, он сам превращается в атрибут, что отразилось, например, в таком анекдоте первых послесталинских лет:
В мавзолей вошел иностранец и с ним грузин. Иностранец спрашивает, указывая на Сталина:
– Кто этот, усатый? Грузин отвечает:
– Это наш великий учитель, гений всех времен и народов товарищ Сталин.
– А этот, маленький, рядом? – указывает иностранец на Ленина.
– Это его орден Ленина, – отвечает грузин.
